По обочинам валялись заржавленные рамы сгоревших автомобилей, среди которых выделялись лежащий на боку остов гусеничного трактора ДТ-75 и дырявый бронекорпус БТР-60. Слева, на горке, открылись руины деревни Сахароусольское. Лязгнул башенный люк «бэхи», и на свет божий высунулся башенный стрелок Петька Водогреев.
— Подъезжаем, командир, — доложил он.
— Сам вижу, — ответил я. — Давайте к мосту.
БМП резко крутнулась влево, выходя на слаборазъезженную дорогу, которая, по идее, кончалась тупиком, упираясь в старое городское кладбище, когда-то именовавшееся Северным. Здесь уже давно никого не хоронили, остатки деревни снесли подчистую «Градами» года три назад, а мост разбомбили и того раньше. У бывшего моста мы и остановились. Я спрыгнул с брони и, разминая затекшие ноги, посмотрел, как речка Горячевка журчит под тонким льдом, обтекая искрошенные бетонобойной бомбой огрызки опор моста. Горячевка была одним из притоков реки Красной (так эту ранее названную «Цесаревна» реку переименовали в 1919-м, когда Колчака выперли из этих краев дальше в Сибирь), которая ниже по течению соединялась с рекой Белая (которую в 1919-м почему-то не переименовали) и текла далее, впадая в Каму и Волгу. Поэтому, кстати, мой бывший родной город, стоявший на холме у слияния двух этих рек, именовался Краснобельском… Окрестности моста выглядели пустынно. По идее, ниже моста был проходимый для машин брод, но свежих следов вокруг не было, а значит, здесь давно никто не ездил. Слева от моста немым напоминанием о текущем моменте торчал наполовину съехавший с откоса в речку, выгоревший докрасна танк Т-55. Сейчас он более всего напоминал сугроб, из которого торчала склоненная к самой земле пушка и еще какие-то металлические углы и прутья. Чего-чего, а танков Т-55, патронов и нерастраченной ненависти у нас хватило на всех. Жалко, что не хватило всего остального… Кстати, я, как и многие, знал, что в речке среди обломков моста валяется гусеницами кверху МТ-ЛБ, ставший братской могилой неизвестному экипажу. За годы машина ушла глубоко в донную грязь, и только летом, когда в жару вода спадает, можно увидеть торчащие над поверхностью ржавые траки и днище… Плохая смерть бывает у танкистов, по себе знаю… Утешает, что у них хоть нечто вроде могилы есть, бронированный гроб, один на всех…
— Тебя подождать? — спросил Водогреев. — А то как ты обратно?
— Не боись, если все будет нормально, меня подвезут. Ехай себе, догоняй бригаду, время не ждет…
— Ну, как скажешь, — Петька махнул мне грязной рукавицей, и БМП, крутнувшись на одной гусенице, тронулась в обратный путь. Видя, как башня машины мелькает среди горелых срубов и печек и наконец исчезает за поворотом дороги, я отчетливо осознал, что переиграть все по новой уже не выйдет, а исхода встречи я, увы, не знаю. То есть, если у моего «благодетеля» не лучшие намерения, он может, не напрягаясь, сделать со мной все, что угодно. Можно, конечно, было привести охрану, но тогда клиент не явился бы. У него неписаное правило: на встречу с ним приходить только в одиночку. Страхуется, подлец… Подлец-благодетель объявился раньше, чем я ожидал. Из-за обледенелых кустов, со стороны разрушенного железнодорожного переезда выскочил и мигнул синими светомаскировочными фарами разрисованный белыми пятнами камуфляжа УАЗ-469, с жестким кузовом и цепями на уширенных колесах. Я уже знал, что от изделия Ульяновского автозавода в этой знакомой машинке остался разве что кузов. Вся остальная «начинка» была от мерседесовского дизельного джипа. «Лжеуазик» подъехал ближе и поравнялся со мной. Из кабины выбрался сухонький мужичок невысокого роста, неопределенного возраста, с правильным, но незапоминающимся лицом и внимательными карими глазами. Этого человека, в гражданских брюках и свитере, надетых в сочетании с модерновой камуфляжной штормовкой, можно было именовать по-разному. Точнее, его в наших краях знали под разными именами. Я сам никогда не знал его настоящего имени, мне это было, в общем-то, ни к чему. Я знал его как «Шестьсот шестьдесят шестого», а еще слышал, как он представлялся Иваном Ивановичем Ивановым и Гарри Фрэнсисом Хаммером. Национальность его определить было еще сложнее. По-русски он говорил без акцента, но слишком чисто и правильно — без всяких идиоматических оборотов и слов-паразитов. А это производило впечатление человека, обученного русскому языку по необходимости. При всем этом «Иванов-Хаммер» уверенно болтал и на всех европейских и тюркских языках — это я неоднократно наблюдал лично. В общем, я не знал, кто он на самом деле, но, по-моему, он явно представлял в «Демилитаризованной зоне» тех, кто сейчас имел реальную власть над оставшейся частью СССР и всей его военной мощью. Однако я не мог утверждать, что «666-й» работает на какую-то конкретную спецслужбу, будь то КГБ или ГРУ. Но этот человек мог все. Например, организовать удар самолетов или тактических ракет, которых официально нет на вооружении советских ВВС, мог обеспечить доставку эшелона боеприпасов или вагона медикаментов, мог добыть полкейса золотых монет для выкупа. Правда, даром он не делал ничего. Можно считать его всемогущим, хотя в ДМЗ, где власть условна, а законов нет вовсе, его поистине безмерные возможности сильно ограничивались. Бывало, что он влипал в нешуточные переделки. Пару раз я даже спасал ему жизнь, причем в последний раз вышло и вовсе оригинально: я затащил клиента в свой подбитый танк и вызвал на себя минометный огонь. Живы мы остались, но страху натерпелись…
— Я уже все знаю, — сказал всемогущий человек с незапоминающимся лицом, опустив традиционное «привет», «здравствуйте» или «добрый день». — Я надеюсь, вы, друг мой, понимаете, что в данной конкретной ситуации вам лучше всего исчезнуть?