БронеМашина времени - Страница 73

— Зачем?

— А вдруг найдет какие-нибудь следы, указывающие на то, куда эвакуировали «диск», или на то, кто такой приказ отдал. Ведь потом Берд базу подорвал…

— И что это даст?

— Видишь ли, начиная с 1980-х годов было несколько утечек информации о производстве тяжелой воды и дейтерия «налево». Но во всех случаях все это было столь умело законспирировано, что даже ЦРУ и КГБ не смогли докопаться до какого-либо результата. Отсюда возникли подозрения, что это либо проделки каких-то «экспериментаторов» вроде твоего «666-го» друга, подпадающие под юрисдикцию КТБ, либо…

— Что «либо»?

— Либо объявились хозяева «диска». В этом случае дело вообще приобретает интересный оборот. Но тут я не хочу что-либо даже заранее предполагать, поскольку начинаю впадать в ересь…

— Это дьявольски интересно, — заметил я. — Только зачем вы мне все это рассказали, командир?

— Затем, что ты можешь помочь нам. В своем времени. Но мы к этому разговору еще вернемся…

— В каком смысле?

— Пора тебе, понял? Забыл, какой сегодня день?

— Черт, а ведь верно… Я и не заметил, что уже время…

— Просьбы, пожелания будут? — спросил Заруба.

— Передай Катьке, — сказал я, одергивая ватник (мы для сохранения секретности были в солдатской форме), — что я ее почти любил, но понимал, что всерьез у нас ни черта не выйдет! Желаю ей найти своего единственного. И чтобы между ними возникло нечто этакое — большое, советское и железное!

— И это все?

— А остальное в письмах, которые я кое-кому оставил…

— Ну-ну, — усмехнулся Заруба. — Оракул засратый…

В этот момент откуда-то из темноты, может, даже с того берега Эльбы, выстрелили из винтовки. Мне прямо в грудь.

— Приходя не радуйся, уходя не грусти, — сказал Заруба и добавил: — Будь здоров, солдат. Встретимся в 18.00, после войны…

Я хотел ответить, но уже не смог. На меня обрушилась темнота…

Под городом Магдебургом, недалеко от бывшего военного городка одной из советских частей на территории почившей в бозе ГДР, есть довольно большое военное кладбище. По сей день там лежит плита с надписью: «Теркин В. И. гв. лейтенант. 22.04.1922 — 9.05.1945. Погиб в боях за Родину». Там похоронена та часть меня, которая навечно осталась на той, давней и большой войне. Если бы на то была моя воля, я бы остался там целиком и навечно. Тогда хоть было за что умирать… И пусть катились бы к черту следующие шестьдесят лет. Но моего хотения никто не спрашивал… Кстати, Екатерина Васина два раза, в 1970-м и 1982-м, приезжала на это кладбище во время своих поездок в ГДР…

А майор (точнее, в то время уже полковник) Климов, узнав о моей гибели, с большим облегчением приказал сдать все материалы по теме «Теркин» в архив. Собственно, это была чистой воды формальность. С момента моего перевода в коминтерновскую спецслужбу Сталин все равно не проявлял никакого интереса к моей персоне…

Но, увы, я должен был вернуться к себе. В то время, о котором можно сказать словами поэта Алексея Суркова (правда, написал он это по другому поводу, еще в 1935-м, в стихотворении «Над картой Союза»): «Голоса наших пушек смолкли давно. Кости смелых тлеют в гробу…»

И я вернулся. Сначала сквозь тьму отчетливо проступило близкое тиканье будильника. Я открыл глаза, и предметы вокруг меня обрели четкие очертания. Сквозь шторы пробивался солнечный свет. В общем, самое нормальное утро. С пробуждением в любимой койке… На кухне чем-то гремела мама. До меня доходили вкусные запахи. Хорошо, когда есть мама, живая и настоящая…

Продрав глаза, я сдвинул шторы в стороны. На улице был солнечный весенний день с едва проклюнувшейся на деревьях молодой листвой. На другой стороне улицы слева маячила сине-бело-зеленая вывеска офиса «ВолгоУралНефтеГазБанка», а справа краснела на розовом фоне входная дверь гастронома «Копейка» с рекламой «Пепси-колы» в витрине. Сев на постели, я включил телевизор, надеясь выловить какие-нибудь новости.

Но на экране возникла странная картина, состоящая из черно-белой хроники. На корабль пикировал японский самолет. По нему лупила чуть ли не сотня корабельных зениток — весь горизонт был исхлестан светлыми пунктирами снарядных трассеров. Самолет вспыхнул, потерял крыло и, завертевшись волчком, ударился о воду, подняв столб брызг. Потом в черно-белом небе вспух гриб атомного взрыва… И на фоне этого видеоряда совершенно не в тему заливался соловьем какой-то французский певун… Что за фигня?! Но тут атомный взрыв на экране сменился цветными кадрами какого-то западноевропейского города конца XX века, и я наконец понял, что к чему… Тьфу ты, идиот! Классику забыл… Это же «Тегеран-43» с песнопениями Шарля Азнавура. «Вечная любовь», кажется… Блин, сегодня же 10 мая, воскресенье. Вчера народ справлял очередные поминки по нашей победе, а сегодня выходной. А какие, спрашивается, могут быть по ящику новости утром в воскресный день? Нет, точно, я идиот…

С этой мыслью я потащился умываться. Проделав утренний туалет и попив кофе, я решил заняться восстановлением провалов в памяти. Хотя никаких провалов не было. Я помнил, что было вчера, неделю и год назад. А 12 лет в окопах «Демилитаризованной зоны» и почти 4 года Великой Отечественной воспринимались мной не иначе как чрезмерно длинные и детальные цветные сны…

Я включил комп и проверил электронную почту. Свежих сообщений было два. Одно от знакомого журналиста Андрюхи Беленького из Северобайкальска: «Привет, старик! Похоже, насчет колчаковского золота ты оказался прав. Все выходит именно так, как ты предполагал. Если интересуют подробности — позвони». Второе сообщение было с незнакомого адреса: «Здорово, Теркин! Как я и обещал, встречаемся сегодня, 10 мая, в 18.00 в вашем Парке Победы, за памятником. Еще советую заглянуть в шкаф и правый верхний ящик твоего рабочего стола. Будешь приятно удивлен. Крепко целую. Твой Заруба на Прикладе». Блин, не успели расстаться, а он уже тут как тут… Оперативно работает…