БронеМашина времени - Страница 53


К оглавлению

53

Или другой эпизод, из более ранних времен. Была у нас в «батальоне» такая танкистка Маринка Швец. Она с еще одной девкой (Иркой ее звали, кажется, а вот фамилию я запамятовал или вообще не знал) составляли «образцовый женский экипаж». Благо в Т-80 автомат вместо заряжающего стоит — не обязательно пудовые снаряды самому туда-сюда перекидывать. Все, что я (да и все у нас в части, похоже) знал о прошлой жизни Маринки — у нее папа белорус. А вообще ничего девка была, неглупая. Рыжая. Высокая, почти красавица. И воевала поначалу тоже неплохо. Вот только как-то на шоссейке у Курбангулиева пришлось нам вести совершенно идиотский встречный бой с какими-то «независимыми» на таких же, как у нас, «восьмидесятках». Один танк Маринка тогда подбила, но не заметила второй и схлопотала два прямых попадания подряд. В общем, Ирка, видимо, сгорела вместе с танком. А Маринку то ли выкинуло из башенного люка, то ли она смогла сама выползти. Но, увы, не целиком. Ее левая нога выше колена в наличии отсутствовала… Ну, перетянули мы ее культю жгутом, перевязали… Хотя понятно было, что крендец… И повез я ее на БМП к медикам. И самое поганое — обезболивающего у нас не было совсем. Она была в сознании, и я ей всю дорогу плел разную душеуспокоительную чепуху. Чего я ей только не наобещал тогда, вплоть до женитьбы и трех детей… Но померла она, едва попав на стол к хирургу, как сказали, от кровопотери… А ногу ее Сашик Дмитриев потом нашел почему-то далеко в стороне от сгоревшего танка. И принес нам показать, идиот… Дескать, «чей нога»? Ох, как я ему тогда в табло засветил, думал, руку сломаю. И ничего, ни себе я руку не сломал, ни ему челюсть. Он и не обиделся даже… В общем, похоронил я тогда Маринкину ногу отдельно от тела. Стройная была нога, в аккуратном сапожке… И самое грустное, где Маринкина нога похоронена, я помню, а вот где то госпитальное захоронение, где ее саму схоронили, находится, я не знаю. Где-то даже обидно…

Пока бинтовал радистку, увидел, что девочка «сомлела». Может, от боли, а может, от кровопотери. Я, подложив ей под голову найденный тут же брезент, опустил ее на ящики. Пусть полежит пока…

Оставалось решить для себя один маленький вопрос — дальше-то что? Я в их разведгруппе не числюсь. Соответственно, как вариант можно дождаться арийцев и прикинуться шлангом. Разыграть дурачка, который ничего не видел и не знает. Но этот вариант не прошел бы. Почему Кауфмана зарезали, а меня нет? Да к тому же я из винтовки убиенного положил двух чистокровных немчиков… Вот и выходит, что в этом случае я мог ожидать только виселицы и веревочки с мыльцем. Стало быть, возвращение на службу к оккупантам можно было не рассматривать всерьез. Оставалось второе — грузить радистку в самолет и рулить через фронт, ко всем чертям. Вот только тут возникали еще два момента. Вдруг я радистку не довезу? Умрет по дороге, и что тогда? Доказывать особистам, что я не верблюд? Кто мне поверит, без свидетелей-то… И самое главное — о пилотировании самолета и полетах вообще у меня были самые общие представления. А вдруг оба самолета неисправны? «Юнкерс»-то точно к быстрому взлету непригоден — у него под хвостом «козелок» и моторы раскапотированы. Топлива в баках тоже наверняка нет… Остается «Дорнье». А если и он не заправлен и в их бензозаправщике пусто? Куда ни кинь — всюду клин…

— Эй, Теркин!! — позвал вдруг мужской голос откуда-то из-за ворот ангара. Я чуть не подавился воздухом. Голос-то был знакомый… Тот самый, памятный еще с зимней дороги. Ошибиться я не мог. Взяв винтовку наперевес, я выглянул из ангара.

— Какой ты нервный, малыш, — сказал тот же голос насмешливо и добавил: — Ну, здравствуй, что ли, Иван Пирамида.

Как пел некогда классик, «тут вообще началось, не опишешь в словах…». Никогда не думал, что память может вернуться мгновенно. Ощущение было пьяно-похмельное, помноженное на удар по голове чем-то тяжелым…

И все почти мгновенно стало вдруг становиться на свои места. Иван Пирамида. Герой-авиатор из фильма «Пока безумствует мечта» по пьесе Василия Аксенова. В главной роли — молодой Караченцов… Я этим псевдонимом подписываю свои публикации в газетенке «Губернский Вестник». Потому что реально я никогда не мог быть и не был военным. А стал провинциальным журналистом средней руки… И с чего мне быть танкистом — войны-то никакой не было… По крайней мере, там, где я действительно живу… А на тех войнушках, что случились, я бывал опять-таки в роли репортера, и не более того… В своем времени я не мог стать танкистом в принципе. Потому что когда-то, классе в девятом, плотно поговорил «за жизнь» с одним словоохотливым дедушкой-ветераном, который в памятном ноябре 1956-го был в Венгрии. И он тогда поведал мне очень много интересного. Особенно про летящие с крыш и балконов на моторное отделение гранаты и бутылки с бензином и про ошметки плоти на траках тяжелого ИС-3… Кто бы мог подумать тогда, что история повторится как кровавый фарс и под новый, 1995 год я все это увижу-таки воочию. Сначала по телевизору, а позднее — когда выбью себе журналистскую командировку, по линии «Независимых Военных ведомостей» — и лично. На улицах другого города, называвшегося Грозный. Того самого, который Юрий Шевчук позже в одной песне назовет не иначе как «Мертвый Город». Какая горькая ирония… Да и с чего мне было вдруг становиться танкистом или самоходчиком, если у нас там были объявлены «мир — дружба — жувачка»?

И под полное отсутствие «потенциального противника» нашу военную кафедру сначала сделали необязательной для посещения, а осенью 1992-го разогнали совсем, так сказать, за ненадобностью. Чего плодить за казенный счет «имперскую военщину»…

53